Третья фигура любви
Считается, что любовь — дело двоих: мужчины и женщины, матери и дитя, человека и Бога. Но с какой-то навязчивой силой, с принудительной магией невнятного напоминания иногда врывается в эти отношения нечто «третье». Непрошенное, неожиданное, несущее жестокость вопрошания, которое придает всему новый, зловещий оттенок. Третье возникает в любви как догадка о ее ограниченности, о ее фатальной недостаточности. Поэтому, по словам Дени де Ружмона в его блестящей книге «Любовь и Запад», «счастливая любовь не имеет истории». Такой любви не бывает, а если бывает, то нам она не интересна. Интересна всегда и при всех обстоятельствах лишь несчастная любовь. Та любовь, где в отношения между двумя ворвалось нечто Третье.
Как это ни неприятно признать, видимо, это ужасное Третье и есть загадочный смысл любви. То, для чего она создана — как прелюдия.
Третье. Третий. Новая фигура — адюльтера ли; ребенка ли, усложняющего картину драматического отношения двоих; змееголового падшего ангела ли, опрокидывающего гармонию послушания Адама Творцу, непрошенно врывающегося в садовничью идиллию мужчины с его жизнью (Евва).
Любовь так устойчиво, так магнетически влечется к смерти. Лишь за чертой могилы сплетаются между собой стебли прекрасных девственно белых цветов, выросших на холмиках с останками великих любовников Севера — Тристана и Изольды. От любви умирают. Если от нее не умирают, то это не любовь.
Формула «третья фигура любви» сложилась из размышлений над названием книги немецкого национал-большевика Эрнста Никиша — «Третья Имперская Фигура». Для Никиша, как и для большинства консервативных революционе ров, высшим смыслом политики — осознанной как поле судьбы — было преодоление фатальных дуальностей, выход на головокружительные просторы Третьего Пути. Ловим себя на мысли, что любовь таинственно связана с нацией. Может быть, оттого, что любовь к Отечеству — это одна из ярчайших, упругих, сотрясающих душу форм великой Любви.
