Беседы о Ноомахии (5). Логос Кибелы. Нигилистическая метафизика Демокрита

Длит: 01:10:32 Скачать: HD LD mp3

Почему мы сейчас живём внутри Логоса Кибелы - в мире без смысла и цели, в мире без мужчин. Каковы глубинные тёмный опоры капитализма и прогресса. Что нам необходимо знать, чтобы разобраться в окружающей реальности. Об этом и многом другом рассказывает Александр Дугин в очередном выпуске проекта Ноомахия. Что же будет являться третьей философией, соответствующей черному Логосу Кибелы? В солярном платоническом видении мы можем получить только внешний, «небесный» взгляд, который на своем нижнем пределе видит «хору», χώρα, пространство, плоскую пленку хаотического движения разрозненных частиц, еще не подвергшихся формообразующему воздействию упорядочивающей демиургии. Χώρα происходит от того же корня, что мифологический «хаос», χάος, означающий «зияющий», «зевающий», дословно – «открывающий челюсти, освобождая пустое пространство». Вместо объемного «хаоса», создающего трехмерность неупорядоченной пустоты, Тимей видит пленку, не поддающуюся осмыслению при помощи классического аполлонического Логоса и требующего для постижения сползания в дрему, утрату ясности и строгости, вырождение. Аристотель уделяет своей «материи», ύλη, намного больше внимания. Она становится необходимой составляющей явления, без которой, как без «подлежащего» (ὑποκείμενον), явления вообще не может быть (в отличие от платоновских идей, которые сами и есть то, что есть, το ὄν). Соответственно, материя обретает определенное (позитивное) онтологическое измерение, фундаментально превосходящее ее статус в платонизме. Именно вещь как феномен становится у Аристотеля во главу угла, и все ее свойства мыслятся как приложения к ее действительному присутствию, в котором существенную роль играет материя. Следовательно, в духе Логоса Диониса мы существенно приблизились здесь к зоне материи и Матери. Особенно этот имплицитный материализм Аристотеля был вскрыт и взят на вооружение стоиками, которые, соединив его учение с досократиками, построили развернутую модель рационалистического материализма, придав даже Логосу статус материального начала. Стою раннюю и позднюю (за исключением средней, а конкретно, Панэтия и Посидония, стремившихся сочетать стоицизм с платонизмом, а поэтому выпадающих из основного настроя этой философии) можно считать пограничным случаем аристотелевской философии, перемещающий центр внимания в сторону материи как своего нижнего предела. Но все же форма, эйдос, остаются здесь фундаментальными полюсами явления, а следовательно, не могут претендовать на роль философии Кибелы. Этому по-настоящему соответствует иная философская традиция, берущая начало из фракийского города Абдеры от Левкиппа через Демокрита ведущая к Эпикуру и эпикурейцам, вплоть до римского философа Лукреция Кара. Эта констелляция мыслителей ближе всего стоит к структурам черного Логоса. Демокрит строит свое учение на полном отрицании аполлонического вертикального порядка, двигаясь не сверху вниз (как платоники), а снизу вверх. Базой его философии является два понятия -- минимально неделимая частица (атом) и пустота, «Великая Пустота». Это и есть опора бытия, лежащая в основе всех явлений, которые формируются на основании игры атомов, движущихся в хаотическом беспорядке по законам изономии: в любом возможном направлении и в любом сочетании. Слепое беснование распыленных частиц складывается в вихри, которые образуют организационные ансамбли, но сам порядок – включая эйдосы, фигуры, тела и процессы – формируется по алеаторным законам случайных сочетаний. Демокрит утверждает, что боги суть галлюцинативное скопление атомов, что они невечны, но способны приходить во снах, чтобы сообщить спящему о каком-то мало значимом событии или просто попугать его. В мире нет никакой гармонии или имманентной логики, все сущее есть суета сует. Осознав ничтожность случайного мира, Демократ смеялся над людьми, относящимся к бытию серьезно и торжественно, заслужив прозвище «смеющегося философа». Перед нами образ типичного порождения Геи – кривляющегося червеобразного монстра, имитирующего человеческое сознание сгущенного призрака (εἴδωλον). Жители Абдер посчитали его умалишенным, так как все свое свободное время, а оно было полностью свободным, поскольку он был тунеядцем, просаживающим родительское наследство, Демокрит проводил на кладбище или на городских помойках. Вполне в духе своего общего настроя Демокрит не верил ни в вечность, ни в душу, ни в бессмертие, а только в случай и Великую Пустоту мертвой и отчужденной Вселенной. Мы видим яркий пример мистического ноктюрна – перехода сознания на прямо противоположную сторону, отождествление со слепыми и безвидными или призрачными силами материи, беспорядка и хаоса, то есть философию Ночи. Платон совершенно справедливо видел в Демокрите и атомистах своих экзистенциальных врагов, носителей хтонического, титанического начала. Показательно, что Плотин напрямую отождествляет атомистов с кастрированными жрецами Великой Матери (галлами), причем, он подчеркивает, что именно евнух по-настоящему стерилен: женщина может служить для плода средой созревания, тогда как именно кастрат воплощает в себе предельную тщету и абсолютное бессилие. Сходные идеи развивал в своей философии Эпикур, возводивший всю реальность к чувственному миру, отрицавший не только бытие платоновских идей, но и формы/эйдосы Аристотеля, и признававший учение об атомах. Для Эпикура, верившего в множество миров, боги как более совершенные сцепления атомов, пребывают в полной изоляции от людей (между мирами) и ни на что не оказывают влияния. Счастьем Эпикур считал полное безразличие (ἀταραξία), а так как боги счастливы, то им все безразлично, а следовательно, они не принимают никакого участия ни в жизни Вселенной, ни в бытии людей, поэтому их наличие, не проявляющееся ни в чем, по сути тождественно их отсутствию (концепция deus otiosus, «ленивого, праздного бога», известная в разных религиозных и мифологических системах – обычно таких богов люди склонны быстро забывать). Душа же человека смертна, как и его тело. При этом Эпикур верил в эволюцию видов, полагая, что материальные силы приводят к появлению более высокоорганизованных существ, отталкиваясь от простейших. При этом Эпикур целью жизни считал наслаждение. Полную экспозицию эпикурейских воззрений изложил в своей поэме Лукреций Кар, сочетавший философские аспекты черного Логоса с целым рядом хтонических мифов об автохтонном происхождении людей и предшествующих им менее совершенных рождений Земли, еще не поднявшихся в своей эволюции видов до известной нам картины животного и растительного мира. В лице Демокрита, Эпикура и Лукреция Кара перед нами развернута панорама философии титанов, оформляющих Логос Великой Матери и систематизирующих его процедуры и основные понятия. Это интеллектуальной штаб титаномахии, ведущейся на философском, религиозном и культурном уровнях, то есть один из трех главных полюсов войны умов (ноомахии). В этой армии мыслителей мистического ноктюрна видно, что так мыслит не сама Гея, но продукты ее партеногенетического самооплодотворения – мобилизованные в ее войско продукты ее творчества, порожденного привацией, нищетой и недостатком как основными качествами материального начала. Скопческая философия материализма неоплатониками рассматривалась как грубое насилие над здравым смыслом; они относили ее основные принципы к четырем последним гипотезам из платоновского диалога «Парменид», построенным на отрицании существования Единого. Таким образом мы имеем дело с философией Вселенной, которой, с аполлонической точки зрения, просто не может быть. Не может и не должна.

Курсы и циклы

Антикейменос: различение (в поисках Темного денотата)

Антикейменос и Радикальный Субъект

Термин «Антикейменос» является удачным эквивалентом термина «Радикальный Антихрист». Он не столько добавляет «Радикальному Антихристу» какие-то новые свойства или черты, сколько позволяет свободно оперировать им – не только в теологическом контексте или в контексте политической теологии, но прибегать к нему в аналогичных, но более отвлеченных от религии и религиозной эсхатологии случаях, сохраняя при этом все глубинное содержание соответствующего примордиального метафизического опыта.

Антикейменос можно применять к философии как эквивалент объекта, но такой эквивалент, в котором уже содержится отсылка к лафкрафтианской действительности богов ужаса или к прорыву инфракорпоральных орд Гогов и Магогов из-под «Яйца Мира» (в духе символизма Р. Генона[69] ).

С другой стороны, это позволяет отстраниться от конкретности христианского учения о последних временах и свободно оперировать в диалогах с представителями иных религиозных традиций, которым будет гораздо проще принять нейтральный термин, вложив в него свое содержание. Вместо таких синкретических формул – Дадджал/Антихрист – и еще более громоздких, можно отсылать к Антикейменосу.

Еще одной замечательной особенностью этого концепта является возможность его операционного использования в политологическом, а также социологическом и культурологическом контекстах – по аналогии и в прямой симметрии с концептом Катехона, получившим широкое распространение вслед за удачной интерпретацией его Карлом Шмиттом[70] .

И, наконец, Антикейменос лучше всего подходит к примордиальному значению той радикальной онтологии, которую мы признаем (если признаем) за традиционализмом. И, в этом качестве, этот термин становится важнейшим симметрическим контр-полюсом в отношении Радикального Субъекта, еще одной фигуры радикальной онтологии[71] . Из этой симметрии можно очень многое извлечь, что прольет свет на оба гештальта. Но это уже тема следующего цикла исследований.

Лекции курса: