Новая Школа МХАТ-2021. Театр и его историал. Лекция 7. Театр ужаса. Кровая война полов

Но въ душѣ людей всегда

 Мѣсто ужасу найдётся.

ἔσθ᾽ ὅπου τὸ δεινὸν εὖ,

καὶ φρενῶν ἐπίσκοπον

δεῖ μένειν καθήμενον.

Где ужасу быть

Как соглядатаю (епископу) ума

Должно оставаться седящим

Понесли кони духа,

и не правит ими, потеряв бразды, разум.

Ужас играет на флейте,

и пляшет сердце под песню ужаса.

ὥσπερ ξὺν ἵπποις ἡνιοστροφῶ δρόμου

ἐξωτέρω: φέρουσι γὰρ νικώμενον

φρένες δύσαρκτοι: πρὸς δὲ καρδίᾳ φόβος

ᾁδειν ἕτοιμος ἠδ᾽ ὑπορχεῖσθαι κότῳ.

Кассандра—не безумная въ томъ смыслѣ, какъ Аянтъ, Пенѳей, Агава, Гераклъ, но она и не просто вѣщая, какъ Тиресій: она— одержимая. Божественный недугъ не исказилъ ей сознанія, не подавилъ воли и не вывелъ изъ равновѣсія ея физическихъ силъ. Можно до сихъ поръ удивляться точности изображенія физическихъ страданій у Софокла и душевныхъ у Еврипида или Шекспира, но психіатру нечему учиться надъ Кассандрой. Ея трагедія это—трагедія бога, заключеннаго въ бренную оболочку, которой онъ не въ силахъ смѣнить на нетлѣнную.

Даже въ тѣхъ скудныхъ остаткахъ отъ поэзіи Эсхила, которые до насъ сохранились, видна склонность этого трагика къ изображенію сверхъ-человѣческаго міра. Кромѣ боговъ, которые въ „Евменидахъ" играютъ почти всѣ роли, Эсхилъ любилъ и въ людяхъ изображать проявленія божественной силы: вспомните въ его поэзіи тѣни Дарія и Клитемнестры, сны Атоссы и Клитемнестры, одержимую Кассандру. Поэтъ ужаса по преимуществу, Эсхилъ вѣрнымъ инстинктомъ искалъ его на граняхъ или за гранями реальнаго міра.

Кассандра, наоборотъ, все видитъ, слышитъ и понимаетъ наравнѣ съ окружающими, но она одарена еще второй, высшей системой чувствъ и, ни на мигъ не торжествуя, какъ Агава, собственнымъ сознаніемъ должна выносить весь ужасъ своихъ пророческихъ галлюцинацій; а этотъ ужасъ, благодаря несоизмѣримости ея словъ съ воспріятіями слушателей, дѣйствуетъ еще сильнѣе.

Скоро вся теплая отъ божественнаго шопота,

я буду простерта по землѣ

В "Орестее" Орест предстает как добыча, вокруг которой разгорается борьба между олимпийскими и подземными богами. Коллизия, в которую попадает Аполлон после смерти дракона Пифона, вновь заявляет о себе. Перед нами борьба, которая, помимо прочего, является борьбой полов, борьбой между мужчиной и женщиной,отцом и матерью. Зевс вмешивается в нее не сразу, но тем не менее он противостоит Эриниям и выступает как отец, который выступает против богинь-матерей.

Трагики говорят о свирепых матерях- Эриниях в облике собак, о материнском проклятии. Они предстают как богини-матери и их связь с полом несомненна. Женское лоно как источник всяческой жизни и Аид представляет собой единое целое, и то, что исходит из этого лона на свет, должно снова пройти через тьму, в которую Харон направляют свой челн. Рождение не только умножает жизнь, оно умножает и смерть.

Зъ самомъ Орестѣ совмѣстились всѣ данныя для героя „божественной" трагедіи. Чистый юноша, почти ребенокъ, еще не познавшій ни войны, ни брака, осужденъ вѣнчать злодѣянія своего рода самымъ ужаснымъ и противоестественнымъ. Лозунгъ новой религіи и очистительная сила страданія (παθει μαθος) едва ли могли проявиться ярче.

Исключительный злодѣй, самая лакомая и заслуженная жертва Эринній, дѣлается апостоломъ новой, свѣтлой религіи.

Для трагедіи Ореста концепція Эсхила осталась единственной, и при томъ не только по своей глубинѣ и интенсивности, но и по содержанію.

Слыша объ этихъ дѣлахъ, дай имъ запечатлѣться въ умѣ

(τοιαῦτ᾽ ἀκούων ἐν φρεσὶν γράφου ˘)

проведи наши рѣчи черезъ слуховые ходы  (δι᾽ ὤτων δὲ συν-)

до тихой основы души (τέτραινε μῦθον ἡσύχῳ φρενῶν βάσει)

Все это такъ, какъ я тебѣ говорила;

а что дѣлать дальше, спроси у своего гнѣва (???)

(τὰ δ᾽ αὐτὸς ὄργα μαθεῖν – научишься в действии):

дѣло должна свершить негнущаяся сила (πρέπει δ᾽ ἀκάμπτῳ μένει καθήκειν)

КЛИТЕМНЕСТРА: Я вскормила тебя и хотѣла бы при тебѣ состариться.

ОРЕСТЪ. Жить со мною, убивъ моего отца?

КЛИТЕМНЕСТРА. Дитя, въ этомъ была виновата Мойра.  (ἡ Μοῖρα τούτων, ὦ τέκνον, παραιτία)

ОРЕСТЪ, О, твою смерть подготовила она же. (καὶ τόνδε τοίνυν Μοῖρ᾽ ἐπόρσυνεν μόρον)

КЛИТЕМНЕСТРА. И ты не боишься проклятій матери?

ОРЕСТЪ. Ты родила меня, но ты же и бросила меня въ бездну горя.

КЛИТЕМНЕСТРА. Помѣстить въ домѣ друга—не значитъ бросить.

ОРЕСТЪ. Сынъ свободнаго отца, я былъ дважды проданъ.

КЛИТЕМНЕСТРА. Проданъ? A гдѣ же моя выручка?

ОРЕСТЪ. Я стыжусь этихъ позорныхъ словъ.

КЛИТЕМНЕСТРА. Напрасно. Но не забывай и увлеченій отца.

ОРЕСТЪ. Ты могла спокойно сидѣть дома, и не тебѣ судить воина.

КЛИТЕМНЕСТРА. И женамъ тяжко безъ мужей, дитя.

ОРЕСТЪ. Или не васъ же кормятъ труды мужа?

КЛИТЕМНЕСТРА. (Короткая пауза. Орестъ вытираетъ мечъ. Она—тихо).

И ты убьешь свою мать, дитя?  (κτενεῖν ἔοικας, ὦ τέκνον, τὴν μητέρα. «Кажется ты готов убить мать»)

ОРЕСТЪ (не поднимая глазъ отъ меча). Ты убьешь себя сама... (σύ τοι σεαυτήν, οὐκ ἐγώ, κατακτενεῖς – «ты, не я, сама себя убиваешь»)

КЛИТЕМНЕСТРА. А злоба материнскихъ фурій? (ὅρα, φύλαξαι μητρὸς ἐγκότους κύνας – «смотри, опасайся бешеных собак матери»)

ОРЕСТЪ. Если не убью тебя, куда дѣться отъ отцовскихъ? (τὰς τοῦ πατρὸς δὲ πῶς φύγω, παρεὶς τάδε – «а как же убежать от отцовских?»)

КЛИТЕМНЕСТРА (в отчаяніи ломая руки). Это не человѣкъ, а гробъ, или умолишь его слезами? (ἔοικα θρηνεῖν ζῶσα πρὸς τύμβον μάτην – «кажется что с слезами взываешь о жизни к могильному холму»)

ОРЕСТЪ. Да, участь отца рѣшила и твой жребій. (πατρὸς γὰρ αἶσα τόνδε σοὐρίζει μόρον)

КЛИТЕМНЕСТРА. Горе мнѣ! Горе мнѣ! Я родила и выкормила змѣя. (οἲ 'γὼ τεκοῦσα τόνδ᾽ ὄφιν ἐθρεψάμην).

ОРЕСТЪ. И страшный сон былъ вѣщимъ...( ἦ κάρτα μάντις οὑξ ὀνειράτων φόβος – «сильным знаком был ужас сна») Ты убила не заслужившаго, терпи же не должное.«ἔκανες ὃν οὐ χρῆν, καὶ τὸ μὴ χρεὼν πάθε». («от того, что не должно было делать, ты не должна была бы и пострадать»)

О, когда-же, наконецъ, покончивъ свое дѣло, уляжется ярый грѣхъ?

ποῖ δῆτα κρανεῖ, ποῖ καταλήξει μετακοιμισθὲν μένος ἄτης;

когда же (это всё) будет завершено/упорядочено? (κραίνω -- accomplish, fulfil)?

Когда закончится, погрузившись в сон, могущество безумия?

О матери нельзя сказать, чтобы

Она могла родить, дать жизнь творенью;

Она питаетъ лишь одинъ зародышъ.

Родитель только лишь одинъ отецъ;

Она жъ (какъ будто бы хозяйка въ домѣ,.

Для гостя) бережетъ зародышъ въ тайнѣ,

Чтобы не уязвилъ его безсмертный.

Вѣдь у меня нѣтъ матери; хвалю

Я только то, что мужу свойственно;

Однако же замужства не желаю.

Отъ всей души я это говорю,

Я, дочь лишь только одного отца.

Ниспровергнут старый строй,

Век настал — новых правд,

Если ныне суд решит:

Мать убить — нет греха,

Прав Орест.

Теперь съ новыми порядками

Сокрушится правосудіе,

Если здѣсь убійцу матери

Оправдаютъ.

νῦν καταστροφαὶ νέων

θεσμίων, εἰ κρατή-

σει δίκα τε καὶ βλάβα

τοῦδε ματροκτόνου.

Трагедія же показываете намъ, что послѣ убійства Орестъ имѣлъ долгій παθος и что результатомъ этого παθος былъ μαθος, конкретно страданіе выразилось въ постепенномъ очищеніи преступника изгнаніемъ. скитаніемъ, молитвой, молчаніемъ.

Въ союзѣ Аѳины съ Евменидами, то-есть, неба съ землею—этой параллели къ браку дочери Ерехѳея съ Аполлономъ—мы видимъ символъ примиренія двухъ религій при духовномъ торжествѣ высшей.

Мне бы вовек не знать власти мужской руки,

Доли жены-рабы. Звезд путеводный свет

Мне избежать помог свадьбы, спастись от уз

Мерзкого брака.

 Не позволь, чтоб нас, просительниц,

Словно кобылиц, от кумиров прочь

Повели, потянув за пестрый лоскут

Головной повязки, за платья кран.

Детей своих от лютой

Страсти мужской спаси во гневе!

Молитву женщин услыхав,

Ты новою славой наш древний род,

Племя женщины милой, покрой!

На материнский след пришли мы,

Тогда на этих мы богах повесимся.

В порыве наглости мужской

Сыны Египта по следам

Бегут моим. Их свист и гик

За мной несется. Овладеть

Они хотят беглянками.

Не так мне страшно умереть,

Повиснуть в петле роковой,

 Как это тело подлому врагу отдать.

Лучше Аиду отдаться мертвой.

Строфа 2     Приют найти бы на высотах облачных

                      Эфира, где родится из тумана снег,

                      Крутую, голую скалу,

                      Место, где копыта коз

                      Не ступали, где орлы

                      Обитают лишь,- и вниз

                      Я бы бросилась, и час

                      Не настал бы свадьбы мерзкой.

Так приди, опередив

 Нашу свадьбу, наша смерть!

Как еще нам избежать

Омерзительных объятий?

Страшен брак по принужденью.

Отврати, владыка Зевс,

Злополучный этот брак,

Мерзкую свадьбу эту!

Женщинам победу дай!

Не горько ль это разве - кровью мужеской,

Сражаясь из-за женщин, орошать поля?

Нет в женщинах отваги. Мы одни - ничто.

                      Не к моему вы очагу домашнему

                      Припали. Если вся страна в опасности,

                      Пусть весь народ решает, как избегнуть бед.

                      И обещать вам ничего не вправе я,

                      Не посвятивши в дело горожан своих.

Строфа 2    Сам ты - народ, город и ты - одно.

                      Ты - независимый царь.

                      Ты - алтаря, очага страны, властелин.

                      Воля твоя, слово твое - закон.

                      Единодержец мощнопрестольный, всем

                      Сам ты вершишь. Так проклятья бойся!

Правым судом судя,

Женскому плачу вняли,

Волю мужчин отвергли.

Но въ душѣ людей всегда

 Мѣсто ужасу найдётся.

ἔσθ᾽ ὅπου τὸ δεινὸν εὖ,

καὶ φρενῶν ἐπίσκοπον

δεῖ μένειν καθήμενον.

Где ужасу быть

Как соглядатаю (епископу) ума

Должно оставаться седящим

Понесли кони духа,

и не правит ими, потеряв бразды, разум.

Ужас играет на флейте,

и пляшет сердце под песню ужаса.

ὥσπερ ξὺν ἵπποις ἡνιοστροφῶ δρόμου

ἐξωτέρω: φέρουσι γὰρ νικώμενον

φρένες δύσαρκτοι: πρὸς δὲ καρδίᾳ φόβος

ᾁδειν ἕτοιμος ἠδ᾽ ὑπορχεῖσθαι κότῳ.

Кассандра—не безумная въ томъ смыслѣ, какъ Аянтъ, Пенѳей, Агава, Гераклъ, но она и не просто вѣщая, какъ Тиресій: она— одержимая. Божественный недугъ не исказилъ ей сознанія, не подавилъ воли и не вывелъ изъ равновѣсія ея физическихъ силъ. Можно до сихъ поръ удивляться точности изображенія физическихъ страданій у Софокла и душевныхъ у Еврипида или Шекспира, но психіатру нечему учиться надъ Кассандрой. Ея трагедія это—трагедія бога, заключеннаго въ бренную оболочку, которой онъ не въ силахъ смѣнить на нетлѣнную.

Даже въ тѣхъ скудныхъ остаткахъ отъ поэзіи Эсхила, которые до насъ сохранились, видна склонность этого трагика къ изображенію сверхъ-человѣческаго міра. Кромѣ боговъ, которые въ „Евменидахъ" играютъ почти всѣ роли, Эсхилъ любилъ и въ людяхъ изображать проявленія божественной силы: вспомните въ его поэзіи тѣни Дарія и Клитемнестры, сны Атоссы и Клитемнестры, одержимую Кассандру. Поэтъ ужаса по преимуществу, Эсхилъ вѣрнымъ инстинктомъ искалъ его на граняхъ или за гранями реальнаго міра.

Кассандра, наоборотъ, все видитъ, слышитъ и понимаетъ наравнѣ съ окружающими, но она одарена еще второй, высшей системой чувствъ и, ни на мигъ не торжествуя, какъ Агава, собственнымъ сознаніемъ должна выносить весь ужасъ своихъ пророческихъ галлюцинацій; а этотъ ужасъ, благодаря несоизмѣримости ея словъ съ воспріятіями слушателей, дѣйствуетъ еще сильнѣе.

Скоро вся теплая отъ божественнаго шопота,

я буду простерта по землѣ

В "Орестее" Орест предстает как добыча, вокруг которой разгорается борьба между олимпийскими и подземными богами. Коллизия, в которую попадает Аполлон после смерти дракона Пифона, вновь заявляет о себе. Перед нами борьба, которая, помимо прочего, является борьбой полов, борьбой между мужчиной и женщиной,отцом и матерью. Зевс вмешивается в нее не сразу, но тем не менее он противостоит Эриниям и выступает как отец, который выступает против богинь-матерей.

Трагики говорят о свирепых матерях- Эриниях в облике собак, о материнском проклятии. Они предстают как богини-матери и их связь с полом несомненна. Женское лоно как источник всяческой жизни и Аид представляет собой единое целое, и то, что исходит из этого лона на свет, должно снова пройти через тьму, в которую Харон направляют свой челн. Рождение не только умножает жизнь, оно умножает и смерть.

Зъ самомъ Орестѣ совмѣстились всѣ данныя для героя „божественной" трагедіи. Чистый юноша, почти ребенокъ, еще не познавшій ни войны, ни брака, осужденъ вѣнчать злодѣянія своего рода самымъ ужаснымъ и противоестественнымъ. Лозунгъ новой религіи и очистительная сила страданія (παθει μαθος) едва ли могли проявиться ярче.

Исключительный злодѣй, самая лакомая и заслуженная жертва Эринній, дѣлается апостоломъ новой, свѣтлой религіи.

Для трагедіи Ореста концепція Эсхила осталась единственной, и при томъ не только по своей глубинѣ и интенсивности, но и по содержанію.

Слыша объ этихъ дѣлахъ, дай имъ запечатлѣться въ умѣ

(τοιαῦτ᾽ ἀκούων ἐν φρεσὶν γράφου ˘)

проведи наши рѣчи черезъ слуховые ходы  (δι᾽ ὤτων δὲ συν-)

до тихой основы души (τέτραινε μῦθον ἡσύχῳ φρενῶν βάσει)

Все это такъ, какъ я тебѣ говорила;

а что дѣлать дальше, спроси у своего гнѣва (???)

(τὰ δ᾽ αὐτὸς ὄργα μαθεῖν – научишься в действии):

дѣло должна свершить негнущаяся сила (πρέπει δ᾽ ἀκάμπτῳ μένει καθήκειν)

КЛИТЕМНЕСТРА: Я вскормила тебя и хотѣла бы при тебѣ состариться.

ОРЕСТЪ. Жить со мною, убивъ моего отца?

КЛИТЕМНЕСТРА. Дитя, въ этомъ была виновата Мойра.  (ἡ Μοῖρα τούτων, ὦ τέκνον, παραιτία)

ОРЕСТЪ, О, твою смерть подготовила она же. (καὶ τόνδε τοίνυν Μοῖρ᾽ ἐπόρσυνεν μόρον)

КЛИТЕМНЕСТРА. И ты не боишься проклятій матери?

ОРЕСТЪ. Ты родила меня, но ты же и бросила меня въ бездну горя.

КЛИТЕМНЕСТРА. Помѣстить въ домѣ друга—не значитъ бросить.

ОРЕСТЪ. Сынъ свободнаго отца, я былъ дважды проданъ.

КЛИТЕМНЕСТРА. Проданъ? A гдѣ же моя выручка?

ОРЕСТЪ. Я стыжусь этихъ позорныхъ словъ.

КЛИТЕМНЕСТРА. Напрасно. Но не забывай и увлеченій отца.

ОРЕСТЪ. Ты могла спокойно сидѣть дома, и не тебѣ судить воина.

КЛИТЕМНЕСТРА. И женамъ тяжко безъ мужей, дитя.

ОРЕСТЪ. Или не васъ же кормятъ труды мужа?

КЛИТЕМНЕСТРА. (Короткая пауза. Орестъ вытираетъ мечъ. Она—тихо).

И ты убьешь свою мать, дитя?  (κτενεῖν ἔοικας, ὦ τέκνον, τὴν μητέρα. «Кажется ты готов убить мать»)

ОРЕСТЪ (не поднимая глазъ отъ меча). Ты убьешь себя сама... (σύ τοι σεαυτήν, οὐκ ἐγώ, κατακτενεῖς – «ты, не я, сама себя убиваешь»)

КЛИТЕМНЕСТРА. А злоба материнскихъ фурій? (ὅρα, φύλαξαι μητρὸς ἐγκότους κύνας – «смотри, опасайся бешеных собак матери»)

ОРЕСТЪ. Если не убью тебя, куда дѣться отъ отцовскихъ? (τὰς τοῦ πατρὸς δὲ πῶς φύγω, παρεὶς τάδε – «а как же убежать от отцовских?»)

КЛИТЕМНЕСТРА (в отчаяніи ломая руки). Это не человѣкъ, а гробъ, или умолишь его слезами? (ἔοικα θρηνεῖν ζῶσα πρὸς τύμβον μάτην – «кажется что с слезами взываешь о жизни к могильному холму»)

ОРЕСТЪ. Да, участь отца рѣшила и твой жребій. (πατρὸς γὰρ αἶσα τόνδε σοὐρίζει μόρον)

КЛИТЕМНЕСТРА. Горе мнѣ! Горе мнѣ! Я родила и выкормила змѣя. (οἲ 'γὼ τεκοῦσα τόνδ᾽ ὄφιν ἐθρεψάμην).

ОРЕСТЪ. И страшный сон былъ вѣщимъ...( ἦ κάρτα μάντις οὑξ ὀνειράτων φόβος – «сильным знаком был ужас сна») Ты убила не заслужившаго, терпи же не должное.«ἔκανες ὃν οὐ χρῆν, καὶ τὸ μὴ χρεὼν πάθε». («от того, что не должно было делать, ты не должна была бы и пострадать»)

О, когда-же, наконецъ, покончивъ свое дѣло, уляжется ярый грѣхъ?

ποῖ δῆτα κρανεῖ, ποῖ καταλήξει μετακοιμισθὲν μένος ἄτης;

когда же (это всё) будет завершено/упорядочено? (κραίνω -- accomplish, fulfil)?

Когда закончится, погрузившись в сон, могущество безумия?

О матери нельзя сказать, чтобы

Она могла родить, дать жизнь творенью;

Она питаетъ лишь одинъ зародышъ.

Родитель только лишь одинъ отецъ;

Она жъ (какъ будто бы хозяйка въ домѣ,.

Для гостя) бережетъ зародышъ въ тайнѣ,

Чтобы не уязвилъ его безсмертный.

Вѣдь у меня нѣтъ матери; хвалю

Я только то, что мужу свойственно;

Однако же замужства не желаю.

Отъ всей души я это говорю,

Я, дочь лишь только одного отца.

Ниспровергнут старый строй,

Век настал — новых правд,

Если ныне суд решит:

Мать убить — нет греха,

Прав Орест.

Теперь съ новыми порядками

Сокрушится правосудіе,

Если здѣсь убійцу матери

Оправдаютъ.

νῦν καταστροφαὶ νέων

θεσμίων, εἰ κρατή-

σει δίκα τε καὶ βλάβα

τοῦδε ματροκτόνου.

Трагедія же показываете намъ, что послѣ убійства Орестъ имѣлъ долгій παθος и что результатомъ этого παθος былъ μαθος, конкретно страданіе выразилось въ постепенномъ очищеніи преступника изгнаніемъ. скитаніемъ, молитвой, молчаніемъ.

Въ союзѣ Аѳины съ Евменидами, то-есть, неба съ землею—этой параллели къ браку дочери Ерехѳея съ Аполлономъ—мы видимъ символъ примиренія двухъ религій при духовномъ торжествѣ высшей.

Мне бы вовек не знать власти мужской руки,

Доли жены-рабы. Звезд путеводный свет

Мне избежать помог свадьбы, спастись от уз

Мерзкого брака.

 Не позволь, чтоб нас, просительниц,

Словно кобылиц, от кумиров прочь

Повели, потянув за пестрый лоскут

Головной повязки, за платья кран.

Детей своих от лютой

Страсти мужской спаси во гневе!

Молитву женщин услыхав,

Ты новою славой наш древний род,

Племя женщины милой, покрой!

На материнский след пришли мы,

Тогда на этих мы богах повесимся.

В порыве наглости мужской

Сыны Египта по следам

Бегут моим. Их свист и гик

За мной несется. Овладеть

Они хотят беглянками.

Не так мне страшно умереть,

Повиснуть в петле роковой,

 Как это тело подлому врагу отдать.

Лучше Аиду отдаться мертвой.

Строфа 2     Приют найти бы на высотах облачных

                      Эфира, где родится из тумана снег,

                      Крутую, голую скалу,

                      Место, где копыта коз

                      Не ступали, где орлы

                      Обитают лишь,- и вниз

                      Я бы бросилась, и час

                      Не настал бы свадьбы мерзкой.

Так приди, опередив

 Нашу свадьбу, наша смерть!

Как еще нам избежать

Омерзительных объятий?

Страшен брак по принужденью.

Отврати, владыка Зевс,

Злополучный этот брак,

Мерзкую свадьбу эту!

Женщинам победу дай!

Не горько ль это разве - кровью мужеской,

Сражаясь из-за женщин, орошать поля?

Нет в женщинах отваги. Мы одни - ничто.

                      Не к моему вы очагу домашнему

                      Припали. Если вся страна в опасности,

                      Пусть весь народ решает, как избегнуть бед.

                      И обещать вам ничего не вправе я,

                      Не посвятивши в дело горожан своих.

Строфа 2    Сам ты - народ, город и ты - одно.

                      Ты - независимый царь.

                      Ты - алтаря, очага страны, властелин.

                      Воля твоя, слово твое - закон.

                      Единодержец мощнопрестольный, всем

                      Сам ты вершишь. Так проклятья бойся!

Правым судом судя,

Женскому плачу вняли,

Волю мужчин отвергли.