Противоположность, противостояние принадлежат к относительной реальности, когда мы выходим за ее границы. В мир Абсолютного, то остается лишь то, что есть, что не может не быть и не может быть ничем иным, кроме того, что оно есть. И если посмотреть в суть вещей. можно сказать, что “Конец Света” никогда не является и никогда не может являться ничем иным кроме как “Концом Иллюзии”

"Три дома. Совершенно одинаковые. И в каждом доме - чистая кухня, тусклая мебель, бледный, холодный сумрак, полное спокойствие и нелепая лестница, утыкающаяся в нелепую стену, не ведущая никуда. И в каждом доме одинаковое блюдо, одинаково украшенное чеканкой, одинаковые подсвечники... Я каждый раз забирал эти предметы. Но... На следующий раз находил их на том же самом месте. Ростовщик Гокель покупал все это, расплачивался, улыбался... Безумие.

Господин императорский лейб-медик рассеяно сидел за бутылкой Мельника, в утробе которой электрическая настольная лампа рождала вспышки рубиновых искр.

"Горького гнетет как кошмар страх перед поворотом России к Востоку... России к Востоку. Но сама Россия не есть ли уже Восток? Много ли найдется на Руси людей, в чьих жилах не течет хазарской или половецкой, татарской или башкирской, мордовской или чувашской крови? Многие ли из русских всецело чужды печати восточного духа: его мистики, его любви к созерцанию, наконец, его созерцательной лени?

Последние тридцать лет характеризуются возрастающим интересом к культуре так называемых “примитивных” или “отсталых” народов.

В веселую эпоху начала 50-х, когда авангардист Мишель Мурр, переодетый доминиканцем, провозглашает во время пасхальной седмицы в Нотр-Дам длинную суперрадикальную ницшеанскую проповедь, когда "ателье экспериментального искусства", выставив работы некоего "Конго" и получив позитивный отзыв авангардных критиков, объявляет, что автором работ была обыкновенная шимпанзе, в нонконформистскую вселенную врывается молодой гений Ги Дебор, радикальный и беспощадный.

"На всех парусах спустили они корабль В пролив, полный рифов и скал. В бурю. Они слишком рано исторгли победную песнь, Но проиграли. Их поражение стало нашим поражением. И на ином конце пролива штурвал выпал из наших рук. Наша судьба предрешена. Сейчас море поглотит нас."

"Я посвященный от народа, На мне великая печать, И на чело свое природа Мою прияла благодать" Эти слова Николая Клюева, сказанные о себе самом, не следует понимать как простую поэтическую метафору. Слово "Посвященный" он понимал в самом прямом смысле. Не как интуитивно догадывающийся о тайной стороне вещей, но как хранитель секретного учения, как продолжатель особой традиции, связывающей человека с духовными уровнями нечеловеческого, сверхчеловеческого порядка.