"Сегодня мы обсуждаем философское измерение того события, которое стало главным в нашей стране на этой неделе - назначение нового премьера Зубкова президентом Путиным. Речь идет не просто о политологических комментариях, хотя, наверное, поговорим и об этом, но в первую очередь представляется, что назначение Зубкова у всех подогрело тему преемника...
Назначение нового премьера Виктора Зубкова вновь подогрело тему преемника, тем более, что Зубков тут же выступил в Думе заявив, что не исключает своего выдвижения в качестве претендента на президентский пост. И это при том, что никто из тех, кто чаще всего упоминаются в качестве преемников Путина - Иванов, Медведев, Якунин, Нарышкина и Чемезова, - еще ни разу откровенно на публике не объявил о том, что собирается участвовать в президентской гонке. А Зубков уже сказал.
Конечно, преемстве курса - тема более обширная, и обсуждать её легко, но, тем не менее в России все устойчиво говорят именно о преемнике - раньше о преемнике Ельцина, сейчас говорят о преемнике Путина. Сам термин относится к традициям монархии. Поэтому, раз уж мы говорим о преемнике, соответственно, ссылаемся на идею монархической организации общества. Придётся осмыслить назначение Зубкова в контексте монархической модели власти.
Россия традиционно живет в монархическом политическом устройстве. Вначале монархом был Великий князь, - тогда он был еще первым среди равных, но уже владелец Киевского престола считался главным среди других удельных князей. С первых шагов власть Киевского князя стала утверждаться именно как монархическая система. Он был безусловным вождем народа, конечно, связанным династическими узами с другими князьями, с правящим классом, но постепенно именно он становился синонимом всей политической государственности и народа. В древности точно такое же отношение было к князьям. Не только цари и великие императоры, но и князья воспринимались одновременно и как собирательный образ народа, и как воплощение народной личности, персонификация тех, кем эти князья правят. С другой стороны, эти князья отождествлялись с ангелами народов. В древней иудаистской традиции, которая в большой степени перешла в христианство, утверждалось, что у каждого народа есть свой ангел. Народов тогда насчитывалось 72, и у каждого народа, как у каждого человека, был свой ангел-хранитель, получаемый в ходе святого крещения. Вхождение народа в историю означало, что у него появлялся ангел-хранитель. И этот ангел воплощался в фигуре князя, становившегося посредником между народом и высшими силами. Князь был персонифицированным носителем судьбы народа, судьбы его миссии, поэтому звание Великого князя имело в себе священный характер.
Традиционно монархии всегда были священны. И до христианства, и после него обряд помазания царя с архиереями и патриархом был основой освещения власти. Монархия - принцип священный. В монархии смыкается с , земное с божественным. Фигура священного монарха мыслилась всегда как фигура медиатора, посредника между горизонтальным и вертикальным планами, между землей и небом, и в каком-то смысле он сам был предстоятелем пред высшими силами за свой народ и посланником высших сил к народу. Отсюда такое почитание царей в традиционном обществе. В восточных обществах мы знаем такие случаи, когда монархи, князья или даже вожди племен рассматривались как ответственные за космическое состояние, они всячески ублажались подданными т.к. считалось, что при хорошем царе все в порядке: идет дождь, урожай хороший, цены на нефть и газ растут, - если говорить о современности. Народ собирал урожай, дичь ловилась, запасы пополнялись регулярно, население прибывало и все было нормально, потому что царь был правильный. Когда же землю терзала засуха, начиналась серия катастроф, болезни и убыль населения, тогда монархов убивали, считая, что дело в нем, в неправильном посреднике.
Представление о священной монархии, о предстоятеле со стороны Земли и предстоятеле со стороны небес, о фигуре, находящейся над людьми, но под небом, о священном монархе - очень глубоко укоренено в нашем сознании. Священные мифологические монархи в то время назывались понтификсами. Этим термином именовались Римские императоры в дохристианскую эпоху, еще за долго до того, как термин понтифик стал применяться к Папе Римскому. Означало это понятие - строитель мостов, - - это мост, - делать, т.е. делатель мостов. Мостов между кем и кем? Царь является строителем мостов между небом и землей, он созидает мост и сам им является. Принцип священной монархии глубоко укоренен в нашей истории, в нашем бессознательном, в наших мифах, сказках, в нашей культуре.
В русской истории принцип священной монархии, начиная с Великих Киевских князей, с первых шагов русской государственности стал обретать исторические черты, воплотился в династию Рюриковичей, лег в основу их почитания, служения Рюриковичам со стороны народа в течение долгих, почти 700 лет. Эта династия долгое время давала основу всему нашему политическому классу, княжеские рода составили основу традиционной русской элиты. Народ им служил, но и они выполняли свою функцию, не только наслаждаясь теми возможностями, которые давала власть, но и беря на себя ответственность за народ, за историю, за государство, за культуру, за язык, за племя, за церковь перед историей! Стоя над народом, они не просто его защищали, были менеджерами, нанятыми этим народом, они были плоть от плоти этого народа, были воплощением его духа, были его персонификацией.
Представление о священно монархе начало складываться в русском народе, в русской истории, наслаиваясь явно на еще более древние следы и сюжеты священной истории, от которой нам остались только предания, отдельные сюжеты в нашем фольклоре, в мифах, сказках, образах, начиная с киевского периода. После Киевской государственности все это стало исторической явью, стало нашей политической судьбой, а в XV-м веке, когда пала и Золотая Орда, и Византия, тут уже стала идти не только о Великом князе, но о царе, императоре православной империи, который имел вообще особое, нарочитое значение в рамках русской православной традиции. Этот монарх, цезарь, император был приравнен к тому загадочному персонажу из второго послания святого апостола Павла к салоникийцам, где говорится о Катехоне, об удерживающем, держащем, той фигуре, которая препятствует приходу в мир антихриста. Когда Императорское достоинство перешло на русских князей, которые стали русскими царями, считается, что Иван Грозный был первым коронован, - уже Иван Третий назывался царем, - с этого момента сакрализация русской монархии достигла своего пика в самом прямом смысле, а Москва стала Третьим Римом, последним оплотом истины, святости в отпадающем от христианства мире с точки зрения православного взгляда на историю. Именно тогда священный характер русской монархии расцвел полным цветом.
XVI век, время правления Грозного, показал как высоты сакрализации русской монархии, так и те зловещие стороны, которые она в себе содержит. Не случайно Иван Грозный, величайший деятель нашей истории, написал канон Ангелу Грозному, Ангелу смерти. Грозный очень ясно и субъективно переживал это состояние нахождения себя с одной стороны как предстоятеля за народ перед историей и перед Богом, с другой стороны, он, конечно, осознавал свою миссию перед лицом этого народа, не щадил сил своих для увеличения территории, для защиты нашей государственности. Да, не все ему удавалось. В первый период ему откровенно очень везло, его правление было окрашено героическими тонами. Но вот второй период был уже окрашен печалью, трагедией, болью. Но боль и трагедия, а подчас порок и грех в лице священных монархов приобретает совершенно иное значение, чем для простых смертных. Преступление монарха - это не преступление человека, а это, если угодно, некий фундаментальный жест, который потом имеет космический, вселенский резонанс. Монархия длилась и после церковного раскола XVII века, она продолжалась и при таких светских монархах, как Петр I или Екатерина Великая. Хотя эта подоплека Катехона - хранителя православной империи, начиная с Петра стала забываться, тем не менее, народ воспринимал и последующих монархов, вплоть до последнего нашего царя Николая II, как священные фигуры. Монархия священна по преимуществу, мы почти всегда, - и советский период не был исключением - жили в периоды монархии,. Мы трактовали советских вождей именно как красных монархов. Только так для русского человека было естественно осмыслять советский период истории с опорой на собственные архетипы, на те глубинные модели, которые нам стали привычны в течение долгих веков.
Вся русская история прошла в параметре монархического мировоззрения, мы сакрализировали тех царей, которые и сами сознавали свою сакральную миссию в эпоху Московского царства. Мы сакрализировали тех царей, которые считали себя светскими и просвещенными людьми. Мы точно также стали сакрализировать и советских вождей. Культ личности - это совершенно не какое-то новое советское явление, культ личности - это культ священного монарха. И к Сталину мы относились как к предстоятелю за советский народ перед силами истории, по-другому оформленными, без прямого обращения к религии. Мы почти тысячелетие жили в условиях монархии, сакрализировали власть, рассматривали фигуру нашего предстоятеля, предводителя как существо более высокое, чем человек, видя в этом существе некий архетип. Во время церковного обряда венчания над человеком, вступающим в брак, держат корону и уподобляют его в словах священника царю Давиду. Эта идея брака проявляет то царское достоинство, которым облечен каждый человек, каждый православный христианин. И в момент таинства, а брак - это таинство для православных людей, это царское достоинство обнаруживается. Как каждый православный человек в каком-то смысле царь, призванный повелевать своей семьей, своим домом, своими пороками, воспитывать в себе добродетель, так и царь в обществе также призван воплощать в себе идеал человека.
Царь - это всечеловек, и в этом смысле, являясь архетипом человека, он выше, чем каждый отдельный человек, в то же время человеческое в нем проецируется в небо. Небесное сгущается до человеческой формы. Как мы понимали священную монархию, так всегда толковали нашу политическую систему, когда это ложилось на официально принятые догмы и тогда, когда это было романтическим чувством светских правителей Романовской династии. И даже тогда, когда речь шла об атеистическом обществе.
Совершенно не надо удивляться, что точно также мы относимся к предстоятелю и в современной России. Даже в эпоху правления Ельцина считалось, что он тоже был царем, к нему тоже относились, как к царю, неудачному, плохому: территория России сокращалась, велись жуткие войны, засуха, нас преследовала пятая колонна, которая внедрилась и стала верещать: - это был очень плохой царь, но он был царь. Поэтому он назначил преемника, совершенно в духе монархии, а дальше нам повезло, пришел хороший правитель, если угодно, монарх, предводитель, вождь, президент, который восстановил период везения.
И вот сейчас новый царь назначает себе преемника. Страна замерла в ожидании, поскольку речь идет уже даже не столько об историческом повороте, а о состоянии русской вселенной, потому что понятие священного царя связано со стихиями, с некими тонкими изменениями в окружающей среде. Вот эта священная природа монархического начала, конечно, заставляет всех нас сейчас ежиться, содрогаться от того, что же будет у нас с преемником, как президент Путин решит эту проблему преемничества в условиях демократии (советские условия были еще дальше от наших национальных традиций, но, тем не менее, даже тогда монархические принципы по сути восстановились). К тому же демократия монархическому принципу совершенно не помеха. Вспомним, откуда возникла традиционная французская конституция? Монтескье списал её с английской, но английская конституция предполагала монарха, ограничивала и утверждала полномочия монарха. А поскольку французы решили пойти дальше, то они заменили монарха на президента. Существуют целые политические устройства, в которых нет президентов, но при этом они тоже демократические. Централистский принцип, который в Англии, сочетаясь с демократией, воплощался в королях, а сейчас воплощен в английской королеве, во Франции был перенесен на президента. Копируя демократию с монархом в Англии, монарха заменили на президента. Поэтому, с точки зрения европейской истории, президент и есть монарх, фигура, которая его замещает. Это глава исполнительной власти - премьер-министр, глава представительской власти - спикер парламента, глава судебной власти - председатель конституционного суда или верховного суда, в разных странах это по-разному, но над всем этим в президентских республиках - президент, выполняющий роль монарха. Путин, безусловно, совпав с нашим ожиданием, принеся нашей стране фундаментальные изменения к лучшему, обязан продлить свой род в духовном, политическом смысле, он обязан продолжить все это. Он начал делать замечательные вещи, он снискал полную поддержку нашего народа, за исключением горстки вечно всем недовольных или просто в плохом настроении людей или врагов России, внутренних и внешних, - их существование вообще не должно нас волновать.
Когда Путин начал действительно восстанавливать страну, ему пришлось передвигаться к полноте власти по демократическим формальностям, и теперь нас всех заботит то, чтобы эта монархическая линия, его курс правления не прервался, чтобы он продолжался. Как? Тут уж трудно сказать. Лучше всего было бы подправить немножко демократию, сказав: . Народ бы только вздохнул с облегчением, занявшись чем-нибудь другим, вместо участия в этих довольно шумных, пустых, нелепых выборных кампаниях. Но Путин решил по-другому, Путин решил остаться, но каким-то очень сложным образом - то ли через преемника, то ли через преемственность. Это осложняет дело, размывает наши монархические привычки, усложняет нам жизнь, но такое решение он принял. Хотя, мог бы и просто остаться, и народ был бы этому очень рад.
К сожалению, Путин настаивает на всех этих формальностях, на легализме, на строгом соблюдении писаной нормы. И осуждать президента в этом вопросе не следует, однако, и похвального в этом ничего нет. Потому что главное - это история, государство и народ. Если делается столько хорошего, то даже как-то нелепо сравнивать реальные исторические интересы и удачу, адекватность его монархического правления с какой-то формальной нормой. До этого не было никакой Конституции, потом была совершенно другая конституция, поэтому не в Конституции вообще дело. Это не священная корова, ничего священного в Конституции нет. Священное есть в монархии, в истории, в народе, в государстве, а Конституция и правовая система - это рукотворные вещи, которые видоизменяются, в Конституцию вносятся поправки, для этого существует парламент и определенная процедура.
Тем не менее, на этой неделе Путин назначил главой правительства Зубкова, и многие заговорили о том, что это и будет преемник. Может быть и так, хотя, конечно, хотелось бы, чтобы Путин был и дальше, ведь он обещал оказывать влияние на нашу историю. Но мы помним, как трагично проходили периоды двоевластия. Самый абсолютный монарх истории Иван Грозный тоже посадил на московский трон Семеона Бикбулатовича, касимовского татарина знатного рода, а сам удалился в Александровскую слободу и стал во главе опричнины. Это тоже было такое испытание народа. В каком-то смысле сейчас историю повторяется. Появляется Семеон Бикбулатович, послушный, четкий, преданный монарху, эдакий квазимонарх, который облекается определенными полномочиями, но настоящий центр власти перемещается в опричнину, перемещается в Александровскую слободу, может быть на Рублевку или куда переместится Путин. И вроде бы создается понятная ситуация, потому что монархический принцип сохраняется.
Мы настолько уже свыклись с мыслью, что Путин - президент, что Путина как не-президента нам трудно представить. Для нас оптимально сочетается его пост и его личность, на данном историческом этапе лучше не придумаешь, поэтому мы долго будем отвыкать от словосочетания . То, что президент Путин отправляется в свою Александровскую слободу, а его преемник будет какое-то время занимать его место в Кремле, пока он не вернется, создаст фундаментальную проблему.
Правление Путина восстановило три величайшие вещи: оно восстановило территориальную целостность государства, и, соответственно, предотвратило развал России, сделало Россию державой, с которой все опять считаются, как раньше, как всегда. Каждый русский монарх выполнял или должен был выполнять эту функцию, кто не выполнял, тех потомки покрывали презрением и позором. Монархи увеличивали и укрепляли нашу мощь, воюя с нашими врагами, увеличивая наше могущество, наш потенциал. Путин продолжил в этом же направлении, чем заслужил себе совершенно закономерное признание. Путин по сути дела предотвратил социальный раскол в обществе, примирив разные направления в нашем народе на базе патриотизма. Патриотизм объединил и левых, и тех, кто хочет прогресса, и частной собственности, и рынка, они все в целом поддержали Путина. И третье - Путин восстановил преемственность, которая чуть не была разорвана молодыми реформаторами в 90-е годы. Да, сегодня Россия - не сакральная монархия, нет обряда помазанничества, нет династического преемства, что составляло основу традиционной монархии. Однако типология, монархическая структура в нашем обществе полностью сохранилась, поэтому мы и говорим о преемственности в династическо-идеологическом смысле."
