Мысли во время чумы № 3. Закрытая национальная экономика и ее приоритеты
Здравствуйте, вы смотрите очередную программу "Мысли во время чумы". Сегодня я хотел поговорить о тех изменениях, которые уже начались с первых этапов распространения пандемии коронавируса, о том, что происходит с мировой экономикой. На самом деле, те процессы, которые уже имеют место, не только те тенденции, которые намечены в ближайшем будущем и среднем будущем - все это настолько фундаментально, что по сравнению с предшествующей эпохой, в которой тоже были кризисы: и кризисы дотком, кризисы недвижимости и падение рынка недвижимости в США 2008 года, которые дали огромный эффект на общемировую экономику: все это по сравнению с тем, что происходит сегодня - это детские игрушки, потому сегодня рушится в целом модель экономического мироустройства, уже рухнула. И, конечно, очень трудно сознание свое настроить, подстроить под эту волну. Все думают, когда же начнется коррекция рынков, когда же начнет цена на нефть доходить до каких-то приемлемых для всех уровней, и когда восстановится мировая экономика. Уже сейчас понятно что страны только закрываются, и движение идет фундаментально вниз, но остается надежда, которая говорит: "Ну когда-то это должно закончиться и постепенно, пусть с огромными утратами, но мировая экономика вернется приблизительно к тому status quo, откуда она рухнула.
Вот это более, чем сомнительно, и для того, чтобы понять, в каком мире мы уже находимся, я предлагаю проделать следующий эксперимент: давайте представим, что в ситуации чрезвычайного положения, в которой оказались сегодня экономики всех стран мира: России, Китая, Европы, США, стран БРИКС, стран третьего мира, всей экономики. Вот представим себе, что они будут находиться в этом режиме неопределенно долго. Ну вот, для эксперимента, скажем, что они будут находиться в них всегда. Вот давайте представим. Вы скажете: "Нет-нет-нет-нет, никогда, ни в коем случае, нет, это абсурд, прекратите это говорить, замолчите немедленно, переключите программу, мы хотим слушать все, что угодно, но мы должны видеть свет в конце тоннеля, и под светом в конце тоннеля все понимают одно: возврат к предкризисному состоянию. Пусть будет этот возврат долго но дайте нам вот это предкризисное состояние хотя бы в качестве мечты. Я предлагаю (никто, конечно, не знает как все будет развивается), но я предлагаю поставить ментальный эксперимент. Давайте мы не дадим этого света в конце тоннеля, и давайте привыкать смотреть на те вещи, которые нас окружают, без этого так называемого "света", чтобы мы уже завернули в лабиринте экономической ситуации за определенный угол, и света нет ни начале ни в конце. Что мы мы имеем? Мы имеем сегодня закрытые экономики, которые представляют собой некие острова, некогда соединенные в единый архипелаг с мостами, переходами, тоннелями, но сегодня эти мосты разрушены, и мы имеем дело с архипелагом, то есть просто каждая экономика каждой страны представляет собой некое самостоятельное, самодостаточное явление. Вот с этим наша мысль уже не справляется. Даже, например, иранцы, которые столько проклинают Запад, и Запад для них "великий шайтан", и Америка должна рухнуть, и это царство Даджала - и все равно когда ситуация с закрытыми границами достигла Ирана, и сами иранцы закрыли свои границы, и Запад закрыл границы, и США закрыли границы - вдруг иранцы: вот это гордые, независимые, религиозно верующие в великого Сатану на Западе, вдруг они взмолились, говоря: "Снимите с нас санкции". Приблизительно же России тоже ведет себя, мол негоже во время коронавируса еще и санкции. Очень даже гоже!
Ни одна из эпидемий в истории никак не повлияла на смягчение ведения военных действий, ни в XX веке, когда бушевала "испанка" во время первой мировой войны, ни в эпоху тридцатилетней войны, ни в Средневековые войны. И эпидемия была просто неким сопровождающим обстоятельством военных действий. Как показывает история, никто не делает "дискаунт" ни в одной из систем политических на эпидемии, и каждый продолжает в условиях открытого общества или закрытого общества двигаться к своим собственным целям. Сейчас мы живем в режиме закрытого общества, мы вступили вынужденно в этот режим, и мое предложение - рассмотреть это не как временное состояние, а как новую картину мира. Это ментальный эксперимент, еще раз. Так вот, в этом случае, если мы это признаем, если мы с этим согласимся, пусть в качестве гипотезы, я подчеркиваю - ментальной гипотезы, то первое, что надо сделать: "Оставь надежду всяк сюда входящий". Оставь надежду на снятие санкций, оставь надежду на продолжение китайского BRI, на продолжение китайской глобализации, американской глобализации, европейской глобализации. Оставь надежду на ВТО, оставь надежду на снятие или установление новых санкций, оставь надежду на международную глобальную мировую экономику. На то, что Валлерстайн называл "world system". Вот "мир системы", "мировая система", ее больше не существует. Оставьте надежду на это, и давайте попробуем посмотреть, как будут действовать страны с экономической точки зрения в этих условиях. Если отрезать от себя эту надежду, а ведь когда люди вступают в ад, конечно им не хочется, им хочется сказать что это случайно, но в какой-то момент появляется какая-то фигура, которая говорит: "Нет, когда здесь вы прочитали фразу "Оставь надежду всяк сюда входящий", (так было написано над Дантевским адом), это и имелось в виду". То есть: оставь, отсюда не выходят. И если мы это примем, то первое, что мы забудем и от чего мы откажемся - это просить пощады, надеяться на то, что все вернется, подгребать ресурсы под ограниченное количество в этих форсмажорных обстоятельствах для того, чтобы снова вернуться назад к ситуации, от которой мы ушли. То есть не пережидать.
Если мы оставляем надежду и считаем, что та экономическая модель, которая сформировалась сейчас, продлится неопределенно долго (ну, условно вечно с точки зрения человеческих циклов, не с точки зрения реальной истории) Ну, всегда. Так же, как существовал Советский Союз - всегда - как и либерализм всегда существовал, как Модерн всегда существовал, то есть всегда это очень относительно для человеческой истории. Так вот, представим себе, что эта ситуация будет всегда. Итак, мы оказываемся в ситуации закрытых торговых государств, то есть это не Поппер, не "открытое общество", не глобализация, не либерализм в международных отношениях, не Адам Смит, а закрытое торговое государство Фихте. Вот мы отныне живем в условиях закрытого торгового государства. Какие приоритеты у закрытого торгового государства? В первую очередь - обеспечение продуктовой автаркии. Это первое. Почему? Потому что если люди закрытого торгового государства не будут получать достаточное количество продуктов питания, они просто поднимутся на восстание, начнутся беспорядки, и они скинут ту власть, которая находится над ним - и все. Если эта власть не будет обеспечивать им прожиточный минимум, с помощью которого они смогут сводить концы с концами. Но этот прожиточный минимум предполагает очень важную вещь: все продукты должны производиться (именно критические продукты для этого прожиточного минимума) должны производиться на территории данного государства. Это касается и России, это касается США, это касается любой страны - большой или маленькой.
А это значит, что заброшенный в эпоху глобализации первичный сектор сельского хозяйства должен быть стратегической ориентацией государства. В закрытом торговом государстве сельское хозяйство должно быть развито ровно в той степени, к какой необходимо обеспечить удовлетворение первичных потребностей в еде населения и не зависеть от внешних поставок. Нечто прямо противоположное глобализации, где речь шла о сокращении расходов и оптимизации экономической модели и, соответственно, производить продукты питания надо было не там, где находилось то или иное государство, а там, где они были дешевле, потому что их всегда можно было доставить. Вот эта система открытых глобальных поставок рухнула и, соответственно, продукты должны быть национальные. Импортозамещение в продуктовой сфере должно быть абсолютным. Покупать и потреблять можно только свое, которое сами выращиваем, сами потребляем. При этом государство в условиях закрытости не может предоставить этой сфере развиваться как она хочет. Потому что если полностью сделать сельскохозяйственную сферу заложницей рыночных цен, то соответственно именно исходя из ориентации на максимизацию прибыли и появление спекулянтов, опять же чисто рыночный подход приведёт к возможному недостатку продуктов питания, а соответственно, к бунтам и к восстаниям. Соответственно, должно быть в первую очередь (это самое главное, sine qua non закрытого торгового государства - это установление контроля над сельским хозяйством, причем, конечно, опыт показывает, что здесь должна быть определенная свобода в производстве, что такие принудительные колхозы и полное планирование в этой сфере не дает позитивных результатов, но и обратное неверно: предоставление этой сферы исключительно рыночной стихии тоже может привести к негативным последствиям.
Соответственно, государство должно максимально содействовать свободе сельского хозяйства, но одновременно предотвращать появление спекулянтов в этой сфере, которые бы создавали неоправданно завышенные цены на продукты сельского хозяйства. Вот первая задача любого закрытого торгового государства. И сразу же возникает момент, вот сразу же возникает момент: первое, что для этого абсолютно не нужны ни контакты с заграницей, ни дружба или ни вражда с кем бы то ни было - это зависит только от нас и сделать это необходимым, первым и главным моментом. Конечно, если мы дружим экономически с какими-то другими странами, мы можем покупать или продавать, у нас распространять и зарубежные продукты, но ровно в той степени, чтобы не стать от них зависимыми. Потому что сегодня это друг, завтра это противник, соответственно, зависеть от поставок каких бы то ни было продуктовых товаров мы не можем. Это - sine qua non. Cледующий аспект это вопрос промышленности. Если мы говорим о необходимости обеспечить в первичном секторе полную продуктовую независимость, автаркию, то же самое нужно проделать в сфере промышленности. И здесь мы опять сталкиваемся точно так же, как с сельским хозяйством, с теми тенденциями, которые в эпоху глобализации приводили к делокализации промышленности. Это касалось не только России, которая в девяностые-двухтысячные годы потеряла 90 процентов своего индустриального потенциала, если не 99, но это касается и Европы, и США, которые перемещали свои производства в Азию, на Дальний Восток, поскольку там было эффективнее, дешевле, и тем самым в условиях вынужденной закрытости они лишились своей промышленности преимущественно, потому что этой промышленности больше нет. Кстати, Трамп пришел к власти именно под лозунгом того, что он восстановит эту ситуацию, и его противостояние глобализации даже теоретически основывалось именно на этом.
То есть, делокализация приводит к деиндустриализации государств, это выгодно с сегодняшней точки зрения, это обосновано логикой глобального открытого общества, но это совершенно несопоставимо, несовместимо с жизнью закрытого торгового государства. Второй момент - развитие национальной промышленности. Об этом у нас говорили, но поскольку все можно было купить и так, то Россия, встраивалась в глобальную экономику, она это делала неуклюже и плохо в 90-е годы, немного более рационально при Путине. Но на самом деле была основная задача - встроиться в эти процессы и воспользоваться максимально условиями, которые создавала глобализация. Совершенно другая, принципиально другая политика. И все разговоры Путина о необходимости создания национального производства, все кивали чиновники, но поскольку в этом не было острой необходимости, все просто махали на эту рукой, и в конечном итоге, прослушав, ничего не делали. Единственная сфера, которую Путин держал под прямым ручным управлением это была сфера обороны, там какие-то процессы проходили, но мы опять же не знаем, какие они, потому что налицо, что промышленности в России нет, просто нет. Ее разрушили в 90-е, продали и не восстановили в нулевые. Но поскольку мы верим нашему президенту, что с оружием у нас лучше, значит там, в сфере обороны, какие-то промышленные процессы протекали независимые. Естественно, что в этой сфере ни о каком открытом обществе речи быть не могло. Но мы в это верим, это наша почти религиозная патриотическая установка. Как оно обстоит на самом деле мы не знаем, но то, что у нас промышленности нет, и что она необходима нам - вот это второй императив нынешней эпидемии. И третий: может быть, вы бы хотели, чтобы я с него начал - это независимая финансовая суверенная политика, потому что мы в эпоху модерна и постмодерна, особенно нынешней глобальной системы вообще все связаны с финансовыми институтами и финансовыми механизмами, а сельское хозяйство и промышленность мы рассматриваем как опциональные вещи, потому что тот, кто владеет деньгами, тот, соответственно, может себе позволить купить и промышленные, и сельскохозяйственные товары в достаточном количестве, чтобы обеспечить население и национальные нужды, но как только мы оказывается в условиях закрытого торгового государства, вся иерархия меняется. Первое - продуктовая безопасность и необходимость автаркии, второе - наличие зависимой промышленности и третье, уже третье это создание суверенной национальной финансовой системы. Здесь я обратил бы внимание на великого американского поэта Эзру Паунда, которое посвятил свое великолепное произведение "Cantos" - книгу жизни - в значительной степени не только описанию красоты, но и описанию безобразия финансов, безобразия банков, сатанинской природе капитала как такового.
И это очень важно, потому что Паунд в своих "Cantos" описывает целые споры между экономистами, между Сильвио Гезелем, Кейнсом, либералами именно как огромное поле борьбы экономики в сфере эстетики, потому что с точки зрения Паунда система, основанная на ссудном капитале, это некий сатанинский элемент, разрушающий человеческую личность, человеческую красоту, истину, добро, справедливость и человека как такового. То есть либо банки, либо проценты, либо ссудный капитал, либо человек - говорит Эзра Паунд, и когда он переносит эту этическую, метафизическую проблему вот этой религиозной ненависти к капитализму, к ссудному капиталу, к банкам и к финансовой системе которые разрушают как ростовщичество, входя в произведения искусств, в материю, в жизнь людей, все превращая в товар, отчуждая одного другого, любого человека, разрушая общества, разрушая семьи, разрушая народы, подчиняя их темной власти отчужденного, такого демонического, сатанинского начала, когда он применяет это к позитивному сценарию, тут Паунд дает, как ни странно, великолепные рекомендации. Первое: государство может выпускать столько денег, сколько оно захочет, и оно не может быть бедным, государство не может быть банкротом, государство не может потерпеть дефолт.
Почему? Только в том случае, если оно по-настоящему суверенно, и если эта национальная валюта связана с наличием достаточного количества сельскохозяйственной и промышленной продукции внутри него самого. Тогда вопрос национальной эмиссии не приводит ни к инфляции, ни к дефолту государство просто поскольку эта национальная валюта является суверенной, она не привязана ни к какой иной валюте, она не зависит ни от каких международных колебаний просто потому что у государства внутри самого себя есть все необходимое для жизнеобеспечения всех видов деятельности. И тогда эмиссия национальной валюты полностью независима от какого-то ни было currency board, от какого бы то ни было внешнего фактора, вот тогда государство становится по-настоящему богатым, и с помощью финансовой политики помогает экономике расти в той мере, в которой государству необходимо. Это третий элемент: независимая суверенная финансовая система. Именно это - спасение для любого государства, находящегося в условиях закрытого торгового государства Фихте. Про Россию очевидно, да и для любой другой страны - сейчас я говорю в целом. Еще один важнейший элемент - это полная монополия государства на внешнюю торговлю. Это некая антитеза либерализму в международных отношениях, и если государство является единственным монополистом на внешнеторговую деятельность, то государство и следит за тем, чтобы проникновение товаров импорта из-за границы не приводило к ослаблению автаркии национальной ни в сфере продуктов питания, ни в сфере промышленности, индустрии, ни в сфере финансовой системы, и одновременно чтобы экспорт из страны товаров, услуг, технологий и продуктов также не укреплял конкурентов в международной сфере. Это прямой антилиберальный подход, который защищают, кстати, очень многие экономисты против Адама Смита, в этом нет ничего необычного, это просто меркантилизм в международных отношениях, который предполагает монополию государства на внешнюю торговлю.
Внутри могут существовать и рыночные отношения в комбинации с определенным управлением, например, там, где необходимо регулировать какие-то процессы в национальных интересах или, например, сокращать возможность наживы спекулянтам, особенно в чувствительных областях, но при этом во всем, что касается внешней торговли уже необходимо утверждать политику тарифов, политику специальных выплат и национальных интересов. Вот, к чему мы приходим. Вот эти принципы закрытого торгового государства начинают действовать сегодня. Как раз совсем недавно Россия полностью закрыла свои границы, не мы были инициаторами, мы были одними из последних, кто это сделал, но даже не важно, как мы оказались в этой ситуации, но мы сегодня уже живем в условиях закрытого торгового государства. И вот здесь возникает только один вопрос. Кстати, то же самое можно сказать об Италии, которая, оказавшись в условиях закрытого торгового государства и одновременно завися полностью от Евросоюза, просто потерпела в первые несколько дней дефолт, и фактически была скуплена, когда биржа работала. То же самое можно сказать и о Франции, которая ввела чрезвычайное положение, и о США, то есть все страны сегодня находятся в состоянии закрытого торгового государства. Не Россия начала закрывать границы, мы были одними из последних, кто закрылись, но мы уже там. И вот сейчас мы стоим перед выбором: либо принять это как долгосрочный проект и строить закрытое торговое государство. Совершенно необязательно это будет диктатура, но также совершенно не обязательно это будет демократия, это может быть с большим и меньшим сохранением рыночных отношений в тех или иных областях.
Государство безусловно должно усилить свою позицию, но каким будет усиление этих позиций, до какой степени и в какой форме она будет проходить - это каждый народ и каждое государство закрытое будет определять само, исходя из своих собственных соображений. Здесь нет догм просто, но те принципы, которые я изложил, являются догмами в той ситуации, в которой мы находимся. И завершая это, я могу сказать, что-либо мы это принимаем как долгосрочный проект, ну тогда гудбай глобализация. Мы живем в постглобальном мире, мы строим постглобальную экономику, и совершенно другой субъект - суверенная экономика - становится главным в этой глобальной экономической системе. Этим главным субъектом является национальное закрытое торговое государство - вот оно-то и является главным игроком на мировой внутренней арене. Здесь суверенитет или реализм приобретает совершенно полный, абсолютный характер. И, соответственно, либо мы считаем, что это временная мера и делаем как бы стойку и ставку на то, что все вернется к эпохе глобализации. Вот сейчас на этот вопрос будет отвечать наше правительство.
И вот тут возникает риск: наше правительство наша власть привыкла, честно говоря, в последнее время особенно ни за что не отвечать то есть как бы оно ни повернулось, она пытается сказать, что вот так и хорошо, так и задумано, это был хитрый план. На самом деле вот тут - стоп. Сейчас необходимо дать ответ, и прямой и однозначный: либо закрытое торговое государство, потому что это движение по одному пути, либо это ожидание возврата к восстановлению глобальной экономики. Это движение совершенно по другому пути. Эти две стратегии несовместимы, нельзя делать одно и одновременно другое нельзя готовиться к одному и к другому: здесь осуществляется выбор, и в зависимости от того, что дальше покажет история, как она будет развиваться, будет понятно, правильно ли было это решение или неправильно. И за то, и за другое государству, власти и нынешнему политическому режиму придется заплатить. Сделает оно один выбор или другой. Вот в этом и есть риск власти. Почему народ терпит власть и позволяет над собой издеваться в течение столетий? Только по одной причине: когда приходит такой критический момент выбора, народ может спокойно наблюдать за тем, как власть решает эту сложнейшую проблему. И тут власть начинает рисковать, потому что если она сделает неправильный выбор, она падет просто, она за это и заплатит. А народ как раз выберет следующую власть, другую. Вот в этом как раз риск. Поэтому, соответственно, с моей точки зрения, власть должна определить, по какому пути она пойдёт, входя в ситуацию пандемии, и как она воспринимает эту закрытость, вынужденную закрытость. Воспринимает ли она как модель будущего экономического мироустройства и готовится к ней надолго и всерьез, либо ожидая, когда все вернется на круги своя, и вот потом, по результату этого выбора, она будет за этот выбор отвечать. Соответственно, ситуация в высшей степени серьезная. То, что я говорю, в общем, думая больше о России, это абсолютно применимо к Италии, Франции, Англии и США, Мексике, Ирану, Китаю, Турции и так далее.
Мы завершили безапелляционно эпоху существование в открытом глобальном мире, мы вынужденным образом оказались в условиях закрытого торгового государства, и я предлагаю очень серьезно осмыслить эту перспективу. Мы можем вернуться, я не исключаю того, что мы можем вернуться в глобализацию, это будет, правда, другая глобализация, вернемся мы туда нескоро, но есть очень большие основания, что мы никогда в эту глобализацию больше не вернемся, и будем существовать очень долго в условиях закрытого торгового государства. Чтобы подготовиться к этому второму сценарию, на который мы уже обречены, и будем находиться неизвестно, какое время: ближайшие месяцы, может быть, годы, может быть, еще дольше. Вот поэтому я и предлагаю поставить этот ментальный эксперимент и, собственно, сделать выбор. Без этого выбора мы не сможем двигаться дальше. Ситуация очень серьезная, и этот выбор придется делать России, но этот выбор придется делать и всем остальным странам. Итак, либо мы временно делаем шаг назад от глобализации, куда мы вернемся после окончания коронавируса, об этом говорит Билл Гейтс, об этом говорит (о мировом правительстве) Гордон Браун, Джордж Сорос, он, правда, молчит сейчас, потому что сейчас выступить за глобализм это почти камин-аут, то есть если сказать "я либерал", это можно и в Коммунарку за это попасть, поэтому это могут позволить себе только люди, имеющие бункер или какое-то надежное укрытие, типа Билла Гейтса или Гордона Брауна. В принципе, сегодня, конечно, все понимают, что только закрытость спасительна, но тем ни менее голоса даже из этих подземелий, из тайных укрытий раздаются о том, что давайте все-таки мировое правительство. Но, конечно, сегодня это никто не слушает.
Но постепенно их голос может звучать все громче и громче. Итак, одни издают писк из подземелий, что давайте все-таки мировое правительство, давайте вернемся к глобальному проекту, ну а реалисты или практики начинают закрывать свои границы и готовятся к сложному, тяжелому существованию, неожиданному, резкому существованию в рамках закрытого торгового государства. Мне лично проект закрытого торгового государства нравится и с философской точки зрения, и с метафизической, и с поэтической точки зрения, так же, как Езре Паунду, и я предпочитаю это, но это мое личное мнение. Давайте отвлечемся от наших симпатий и просто посмотрим жестокой правде в глаза. Этот выбор надо делать сейчас, и этот выбор должен сделать каждый. Каждый ответственный политик, каждый ответственный экономист, каждый ответственный гражданин в какой бы стране он ни был. Всего доброго, мы вернемся к мыслям во время чумы в ближайшее время.